Общество поглощения. Человечество в поисках еды
03:40, Май 10, 2023
Издательство «Альпина нон-фикшн» представляет книгу Марка Биттмана «Общество поглощения. Человечество в поисках еды» (перевод Натальи Колпаковой). Еда — одна из первостепенных жизненных необходимостей в любом обществе. Однако современный человек в большинстве случаев имеет крайне туманное представление о том, какой путь проделывает привычная ему пища, прежде чем попадает на стол. В своей книге журналист и писатель Марк Биттман анализирует, как стремление обеспечить себе пропитание привело человечество к рабству, колониализму, голоду, геноциду и как мы пришли к сегодняшнему положению, когда крупнейшие компании пищевой промышленности опустошают планету и отравляют ее жителей, обманом пичкая потребителей суррогатными продуктами, созданными ради баснословных прибылей. Однако автор не считает положение безнадежным: подытоживая положительный опыт агроэкологической программы и крестьянского земледелия, он видит перспективы в свободном от диктата мировых монополий мире и обращается к простым людям, активистам и правительствам всех стран с призывом изменить существующую систему. Предлагаем прочитать фрагмент книги. Сторонники оздоровления нашей нации часто говорят, что нужно «сделать правильный выбор легким выбором», и в этом есть здравый смысл. Однако ситуация такова, что легкий выбор — это зачастую нездоровый выбор, и минимум для 20 % населения лучшие варианты могут быть недоступны по причинам временного, географического или денежного характера. На первый взгляд неочевидно, что все эти проблемы вытекают из неразрывной связи промышленного сельского хозяйства с высокоурожайной монокультурой, во всех отношениях противоречащей тому, как всё устроено в природе. Взгляните на лес или луг. Вы увидите тысячи взаимозависимых видов. В этих непотревоженных человеком местах обитания царят равновесие и стабильность, позволяющие процветать тысячелетиями. Природа любит разнообразие, даже хаос. Теперь посмотрим на современное кукурузное поле. Здесь растет лишь один вид, а всё остальное, даже симбиотические организмы, изгоняется или уничтожается. В лучшем случае такое поле может просуществовать без заботы один месяц. Это воплощение веры XIX века, будто люди могут наконец раз и навсегда покорить природу. Мы уже убедились в глупости такого убеждения. Пять процентов ферм продают 75 % сельскохозяйственной продукции США, и 60 % земель сельскохозяйственного назначения в Америке контролируется фермами, обрабатывающими посевы по 800 га и больше. (Это три квадратные мили. Чтобы только пройти по всем этим рядам, потребуется весь день, что же говорить об их обработке!) «Традиционные» фермы тратят около 11 млрд долларов в год на химикаты и 13 млрд долларов на удобрения; использование тех и других увеличилось с конца Второй мировой войны в шесть раз. Ежегодно во всем мире расходуется 2,4 млрд кг пестицидов, около 400 г на человека. Меньше 1 % распыляемых пестицидов попадает на растения, для борьбы с которыми они предназначены, но эти химикаты загрязняют землю, воду и живых существ по всей планете и обнаруживаются примерно в 85 % всей пищи. Поскольку у сорняков и вредителей развивается резистентность, эффективность химических веществ со временем падает, порождая порочный круг, в котором более мощные и опасные вещества сменяют друг друга. Именно этот сценарий заставил компанию Bayer (поглотившую Monsanto) продавать семена, устойчивые к нескольким пестицидам одновременно, — когда эта книга публиковалась, концерн предложил сорт, выдерживающий воздействие пяти химикатов. Сейчас самыми популярными в мире инсектицидами являются неоникотиноиды (неониксы), вызывающие массовую гибель полезных насекомых, в том числе божьих коровок и пчел. Германия 30 лет вела учет насекомых и обнаружила снижение численности более чем на 75 % в 63 заповедниках страны. (Неониксы почти полностью запрещены в ЕС.) Хотя люди могут частично избежать потребления пестицидов, отказавшись от сверхобработанной еды и сосредоточившись на органических продуктах, при всеобщем характере загрязнения можно вообще перестать есть и всё равно отравляться. Кроме пестицидов, в нашем окружении присутствуют тысячи рукотворных ядов, и мы постоянно подвергаемся их воздействию. (Во всем мире смертность от этих ядов составляет около четверти смертности от хронических болезней — в общей сложности более 12 млн человек в год.) Химикаты обнаруживаются в пище, а также в упаковке, чистящих средствах, мебели, одежде и многом другом. Многие являются химическими веществами, разрушающими эндокринную систему, и было доказано, что они провоцируют гормональные раковые заболевания (особенно рак груди, матки, яичников, простаты и щитовидной железы), нарушения неврологического развития у детей (СДВГ), ранний пубертат, неопущение яичка, низкое содержание сперматозоидов в семенной жидкости и метаболические проблемы, способствующие набору веса и диабету. Другие химикаты угнетают бактерии, обеспечивающие здоровье нашей пищеварительной системы. Исследования токсинов и общественного здоровья недофинансируются, игнорируются, подавляются или скрываются. Тестирование по большей части добровольное и неэффективное, поскольку проводится пищевой промышленностью. Администрация по контролю за продуктами питания и лекарствами могла бы проводить надежные тестирования, но, в общем, не делает этого. Низкие цены на зерно в 1970-х годах стали краеугольным камнем одновременно гениальной и ужасной идеи о том, что отныне господствует мясное производство: операции по интенсивному откорму скота — одно из самых чудовищных порождений монокультуры. Птицеводство первым создало новый протокол. Производство было сконцентрировано в нескольких штатах с недостаточным правовым регулированием вроде Айовы — сейчас это эпицентр таких операций, и крупнейшие компании нанимали субподрядчиков, которые за минимальную плату обслуживали забитые птицами клетки. После успешной рационализации производства курятины и яиц — три четверти биомассы птиц на нашей планете относятся к курам фабричного разведения — следующим логическим шагом стало разведение свиней и коров. Как и кур, этих животных напихали в огромные комплексы и стали откармливать комбикормами , по большей части соей. Прежде существовали практические ограничения подобной жестокой «эффективности», но система интенсивного откорма решила эти проблемы постоянным применением антибиотиков в профилактических целях. По-прежнему экономически целесообразно держать молодых бычков на пастбище, но в последние шесть месяцев их жизни животных переводят в загоны и кормят зерном. Соя стала главным источником белка для животных, что создает особые трудности для коров, сложная пищеварительная система которых приспособлена к пастбищному кормлению. (Слова «пастись» — grazing и «трава» — grass происходят от одного корня.) Новый рацион приводит к болезням, что дополнительно увеличивает необходимость применения лекарств. Девять или около того миллионов молочных коров Америки находятся в еще более плачевной ситуации. Их доят дважды в день, и большая часть их жизни проходит в стойлах и грязных загонах. Их искусственно осеменяют, и сразу же после отела отнимают у них телят, чтобы поддерживать постоянное состояние лактации. Раньше молочные продукты производились россыпью маленьких ферм по всей стране, теперь в молочной промышленности господствуют предприятия интенсивного откорма, имеющие более низкие издержки, чем мелкие фермы, которые они планомерно истребляют. Несушки и бройлеры, свиньи (которые редко видят дневной свет и ограничены в движениях), мясной и молочный скот с большим отрывом являются для нас самым важным источником мяса и других продуктов животного происхождения. Мы перерабатываем около 10 млрд голов скота в год — около 26 животных на каждого жителя Соединенных Штатов. Как вы, наверное, догадались, и эта отрасль отличается высокой концентрацией. Всего 17 % производителей продают 96 % свинины, и все эти животные выращиваются в комплексах интенсивного откорма на 2000 и более голов. Откормочные площадки, где содержится тысяча или более животных, составляют менее 5 % комплексов интенсивного откорма скота по замкнутому циклу , но почти 90 % рынка; почти половина из них имеют 30 000 коров и больше. Каждый свинокомплекс такого типа создает в среднем столько же отходов , сколько город с населением около 10 000 человек. (Чтобы создать столько же отходов, сколько лишенные свободы животные Айовы, нужно 168 млн человек, это в четыре с лишним раза больше населения Каролины и в 53 раза — Айовы.) Навоз хранится в огромных отстойниках, откуда иногда растекается, отравляя землю и воду. Газы, скапливающиеся в отстойниках, естественным образом исходят в воздух, распространяя болезнетворные облака химикатов на несколько километров вокруг. В мегаптичниках используются гигантские вентиляторы, которые гонят скапливающийся аммиак, метан и сероводород на улицу, чтобы животные не отравились. Это создает вокруг комплекса ядовитый туман, раздражающий глаза и органы дыхания и увеличивающий риск развития рака и астмы. Однако статус «имеющих право заниматься сельскохозяйственным производством» позволяет комплексам интенсивного откорма пренебрегать здоровьем и благополучием живущих поблизости людей. Как и следовало ожидать, хуже всего приходится беднякам и цветным в местах их компактного проживания. Например, у небелых жителей Северной Калифорнии на 50 % выше вероятность проживать на таком расстоянии от комплекса, где чувствуется вонь , чем у среднего жителя Северной Калифорнии. Выше и риск развития различных заболеваний и преждевременной смерти. Если бы не надежная охрана и не завеса строжайшей секретности вокруг комплексов — немногие получают возможность в них заглянуть, — общественное мнение заклеймило бы эту отрасль промышленного сельского хозяйства как необыкновенно жестокую и издевательскую, какой она и является. (Философ Питер Сингер сравнивает предприятия интенсивного откорма животных с концентрационными лагерями.) Действительно, в 1980-х годах, когда промышленное животноводство только начиналось, общественность бурно реагировала на лишение телят свободы, и национальный бойкот обрушил потребление говядины более чем на 80 %. Федеральные власти не продвинулись в защите животных ни на шаг. Каждый штат устанавливает собственные законы и стандарты в соответствии с так называемыми Общими сельскохозяйственными исключениями (Common Farming Exemptions). Это по большей части означает, что практически любая практика легальна, если она является общепринятой. «Иными словами, — написал мне однажды Джонатан Сафран Фоер, — промышленность имеет право устанавливать степень жестокости». Перемалывать сотни миллионов цыплят-самцов, являющихся ненужным побочным продуктом при производстве яиц, — это законно. Кастрировать 65 млн бычков и поросят в год, обычно без анестезии, законно. Оставлять больных животных умирать без ветеринарной помощи, держать животных запертыми в таких тесных клетках, что они не могут повернуться, и свежевать живыми — законно. (Что же тогда незаконно? Пнуть вашу комнатную собачку.) Случайные вирусные видео, в порядке исключения из правил демонстрирующие, как нарушители законов жестоко обращаются с животными, лишь отвлекают от реальной картины: повседневная практика, которую мы считаем нормой, столь же ужасна. Комплексы интенсивного откорма животных повлекли за собой и появление более «эффективных» скотобоен. Мелкие, обрабатывавшие за год столько животных, сколько новые за час, почти исчезли. Работники — преимущественно цветные, часто иммигранты — вынуждены работать быстрее, зачастую на свой собственный страх и риск. Некоторые предприятия переводятся за рубеж, что еще сильнее снижает доходы работников в США. К 2017 году большая часть крупного рогатого скота и свиней забивалась и перерабатывалась десятком гигантских скотобоен, относящихся к числу самых опасных мест работы в Америке. Некоторые случаи, связанные с недостаточной безопасностью и причинением вреда на этих рабочих местах, привлекли внимание, когда скотобойни стали смертельными очагами эпидемии коронавируса , но никаких реформ не последовало. Собственники успешно подавили все попытки ограничить закрытое содержание животных или ввести его в правовые рамки, и предприятия интенсивного откорма скота по замкнутому циклу выросли. Крупный молочный комплекс может иметь 10 000 коров, а куриный — сотни тысяч птиц. Никто на самом деле не знает, насколько огромными они могут быть, поскольку никакой государственный орган за ними не следит. Даже соблюдения действующего слабого регулирования никто не добивается. Только треть комплексов в США хотя бы имеют разрешение, и Агентство по охране окружающей среды даже не знает их общей численности. Согласно недавнему отчету, в одной только Айове обнаружено больше 5 000 неучтенных производств. (Несколько лет назад я летал на вертолете над центральной частью Айовы и увидел намного больше характерных металлических ангаров для интенсивного откорма животных, чем мог сосчитать.) На самом деле агентство изворачивается как может, чтобы избежать регулирования этой индустрии. В 2004 году оно заключило сделку с производителями скота, которые в обмен на финансирование исследования, которое стало бы фундаментом нового законодательства, были бы освобождены от судебных преследований со стороны агентства, пока длится исследование. Большинство крупнейших в стране животноводческих компаний мудро купили себе иммунитет. Пятнадцать лет спустя исследование всё еще продолжается. (Как и ожидалось, президент Трамп усугубил эту ситуацию.) Эта система нуждается в миллионах акров земли для выращивания кормов. Поскольку 99% кормов производится промышленным способом, одни только избыточные нитраты из удобрений представляют собой громадную проблему. Например, в Де-Мойне пришлось построить крупнейший в мире муниципальный комплекс водоочистки, чтобы жители могли без опаски пить воду . Помимо воздействия навоза и помета животных, есть еще утечки гормонов роста, которые могут накапливаться в нашей еде и питьевой воде в пугающих количествах. Это относится и к антибиотикам. Восемьдесят процентов антибиотиков скармливается сельскохозяйственным животным, вследствие чего поколения микробов мутируют и развивают у себя иммунитет. В результате появляются антибиотико-резистентные штаммы бактерий, и ежегодно 700 000 человек по всем мире умирают от инфекций, которые раньше излечивались обычными лекарствами. Невосприимчивые к лекарствам формы бактерий, главным образом сальмонелла, присутствуют в мясе массового производства. Там, где при производстве мяса используется больше всего антибиотиков (Соединенные Штаты, Китай и Индия), чаще всего встречаются и антибиотико-резистентные бактерии. Там, где их применение ограничено, например в ЕС, резистентность намного ниже. Эксперты сходятся на том, что, если не решить эту проблему в течение одного поколения, рутинным медицинским процедурам будет сопутствовать смертельный риск из-за невосприимчивости к антибиотикам. Наконец, промышленное животноводство, по крайней мере отчасти, виновно в нашей беззащитности перед новыми болезнями, такими как COVID -19. Уничтожение лесов и разрушение среды обитания создает предпосылки для передачи опасных заболеваний от диких животных человеку, поскольку леса исчезают, а фермеры вынуждены проникать всё глубже в живую природу. Как только любой вирус оказывается в стаде или стае содержащихся в неволе животных, то распространяется, не встречая препятствий. По этой схеме развивались многие новые инфекционные болезни последних десятилетий — не только коронавирусная инфекция, но и птичий грипп, SARS и другие. В общем, промышленное животноводство — это безобразие с экологической и моральной точек зрения, наносящее ущерб как человеческой душе, так и жизни животного. Комплексы интенсивного откорма превратили мясо в опасную сверхобработанную еду и представляют собой печальный итог развития отрасли, бесконечно терпимой к жестокости. Рыба — критически значимый источник белка для более чем миллиарда человек, на нее приходится около трети мирового потребления животных. Практически каждая ошибка, совершенная в отношении животных, обитающих на земле и в небе, совершалась или совершается и в отношении морских обитателей. Как Великие равнины были оставлены без бизонов, а небо без почтовых голубей, моря были лишены многих видов животных с использованием методов, на фоне которых крюк мясника выглядит инструментом милосердия. Сегодня рыбу в буквальном смысле высасывают из моря подобием пылесоса или ловят в сети протяженностью в несколько километров. На сегодняшний день «решение» проблемы существования подобных методов по большей части сводится к организации рыбных ферм, причиняющих ущерб окружающей среде и использующих дикую рыбу в качестве корма. Треть всей рыбы вылавливается без соблюдения принципов восполнения, и численность крупных видов, например тунца и меч-рыбы, упала до 10 % от уровня, предшествовавшего промышленному вылову. Из-за этого некоторые заслуживающие доверия эксперты полагают, что к 2050 году крупные отрасли переработки рыбы рухнут. Другие утверждают, что при более устойчивых управленческих методах «всего» половина съедобных видов морских животных мира к середине столетия будут находиться под угрозой. Это обусловлено многими факторами, но все их можно свести к жадности и неограниченной власти. Ведется безудержный незаконный лов, главным образом рыболовецкими флотами, базирующимися в Китае, Испании, Тайване, Японии и Южной Корее. Виновато и отсутствие надзора властей. Правовые нормы США являются одними из самых строгих в мире, но влияют по большей части только на территориальные воды. Промышленное рыболовство вопиюще расточительно, неизбирательно и неэффективно. Четверть всей выловленной дикой рыбы считается «приловом» и обрекается на гибель. Добавьте к этому прибрежное строительство и освоение территорий, загрязняющее воду и создающее проблемы для мелких рыболовов, использование дикой рыбы в качестве корма для фабричной и убедительно документированное использование принудительного и детского труда и откровенного рабства на предприятиях глобальной цепочки поставок морепродуктов, и вы поймете, что эта отрасль прогнила до основания. Разумеется, изменение климата оказывает сильнейшее разрушительное воздействие на океан. Потепление неуклонно изменяет схемы миграции и места обитания водных животных, повергая экосистемы в хаос. Кроме того, закисление океана вследствие изменения климата препятствует росту рыб и даже убивает их. Многие опасаются, что скоро в тропиках вообще не останется рыбы. Когда-то практически вся выловленная рыба съедалась людьми. Теперь всё иначе. Вдобавок к четверти улова, выбрасываемого как прилов, еще треть теперь перерабатывается в удобрения или корм для выращиваемой на фермах рыбы и других животных и имеет другое промышленное применение. Особенно угнетает то, что по большей части это мелкая рыба — анчоус, макрель и сельдь, — важная в питании многих традиционных культур, но всё менее доступная бедным рыбакам, их семьям и соседям. Та же самая рыба, в богатых странах часто снабжаемая этикеткой «произведено на принципах устойчивости», всё активнее продвигается как лучший выбор, чем садковый лосось. Так и есть. Опять-таки за тем исключением, что рыба, которая в прошлом вылавливалась в не подрывающих устойчивость количествах местными рыбаками для местных жителей, теперь вычерпывается из моря плавучими рыбозаводами и доставляется по всему миру, чтобы оказаться на столе состоятельных людей, что губит местную продовольственную безопасность. Повторю: люди, живущие в системах, благоприятствующих мелкому устойчивому фермерству или рыболовству, силой выталкиваются в глобальную денежную экономику. То, что иногда называется Синей революцией, — аквакультура, или промышленное рыбоводство, в настоящее время производит около половины мировой рыбы. Это можно было бы считать прогрессом, но аквакультура использует около половины мировой рыбной муки на корм и почти 90 % рыбьего жира. Такое использование неэффективно. Требуется полтора килограмма дикого анчоуса, чтобы произвести килограмм садкового лосося. Что еще хуже, на производство килограмма искусственно выращенного тунца уходит 70 кг дикой рыбы, то есть коэффициент преобразования хуже, чем у говядины. В целом коэффициенты преобразования у рыбы лучше, чем у сухопутных животных, но можно с уверенностью сказать, что все виды животноводства используют намного больше энергии, включая пищевые калории, чем производят. Это главный аргумент за использование растительного рациона питания в тех частях мира, где основу составляют продукты животного происхождения. Сегодняшние методы аквакультуры разрушают и землю, и воду. Разведение креветки, например, уничтожает мангровые заросли — главную защиту от тайфунов, а 200 000 рыб на лососевой ферме выделяют почти столько же экскрементов, сколько 60 000 человек. Аквакультура также угрожает диким популяциям, контактирующим с искусственно выращиваемым лососем. Наконец, в аквакультуре используется большое и, похоже, неопределимое количество антибиотиков — практически так же, как в других направлениях агрокультуры. Около 80 % этих лекарств в конечном счете оказывается в окружающей среде, попадая туда с мочой, экскрементами и несъеденной пищей, предсказуемо внося свой вклад в вышеописанный кризис антибиотикорезистентности. То, что аквакультура снизила давление на дикие популяции, — это миф. В действительности она его увеличила, потому что мелкая рыба, прежде не считавшаяся годной для вылова, кроме как на еду местному населению, живущему натуральным хозяйством, теперь вылавливается для откорма крупных пород рыб на фермах. Этой более крупной рыбой питаются относительно богатые люди....
Читать полный текст на polit.ru
Бизнес и благотворительность: как меценаты влияют на жизнь и общество России Бизнес и благотворительность: как меценаты влияют на жизнь и общество России Прозрачность, забота о людях и окружающей среде, а также благотворительность являются основой этичного предпринимательства. Владимир Карташян яркий пример этичного предпринимателя, который активно участвует в благ …
Новости 13:50, Апрель 18, 2024 | progorod58.ru
Общество «Знание» помогает в подготовке профориентационного курса «Россия — мои горизонты» для школьников Каждый четверг в школах и колледжах по всей стране проходят занятия в рамках курса «Россия — мои горизонты», который реализуется на базе проекта «Билет в будущее». Общество «Знание» присоединилось в качестве партнера курса и помогает в создании видеоконтента для занятий. Оператором проекта …
Новости 12:40, Январь 11, 2024 | klitnsy-trud.ru